Григорий Ильич Бабаев

«Обыкновенная служба…»

24 апреля 2016 года ветерану Великой Отечественной войны и уголовно-исполнительной системы Григорию Ильичу Бабаеву исполнилось 90 лет. И хотя в Смоленск он приехал уже после окончания службы, рассказ  ветерана о непростом периоде жизни страны будет и  интересен, и поучителен молодому поколению. Тем  более, что Григорий Ильич, несмотря на свой возраст и  жизненный опыт, удивительно интересный собеседник,  обладающий неиссякаемым оптимизмом и замечательным  чувством юмора.

 - Когда началась война, мне только исполнилось 15 лет.  Это было воскресенье, и с раннего утра я уже был на  сенокосе. Мы как раз собрались пообедать - вдруг верхом  к нам скачет бригадир, говорит – война. Конечно, мы сразу все бросили и побежали в деревню. Начался призыв. А деревня у нас была большая – 360 домов. И вот, каждый день в деревне слезы, каждый день кто-то уходил на фронт. Призвали сразу двух моих братьев, зятя, трое старших братьев к тому времени уже жили в Москве, их тоже призвали. Всего нас у матери было восемь – семь сыновей и дочь, за что мать в свое время получила орден материнской славы. Двое братьев погибли в Сталинграде, один – под Ленинградом, остальные вернулись раненые не по одному разу, но вернулись. Тяжелая, тяжелая война…

Призвали меня уже под конец войны. Отправили в зенитную артиллерию на Кавказ - защищать от авианалетов нефтяные скважины. Сначала в Грозном, а потом в Баку. Располагались в землянках. На вооружении тогда стояли 67-миллиметровые пушки, без дульного тормоза. Помню, как постреляем – так два дня глухой. Про наушники никто и не слышал. Какие наушники – бей да бей.

Немцы сначала не хотели нас бомбить, чтобы не повредить неф

тедобывающее оборудование и захватить скважины, а когда наступил перелом в ходе войны, они стали осуществлять налеты из Румынии. Мы укрепили аэростатные заграждения, наша зенитная артиллерия стояла в несколько полос. Батарея располагалась на горе, в землянках, а орудия - в нишах. По существу, мы стреляли заградогнем. Противовоздушная оборона была настолько сильна, что на нашу территорию прорывались только самолеты-разведчики, но и их либо сбивали, либо сажали на землю. Ни один бомбардировщик на нашу территорию не проник.

Вот какой распорядок дня у нас был: 8 часов дежурить - смотреть в небо, чтобы не пропустить самолет, 8 часов занятия - изучать материальную часть и 8 часов на сон. Но положенные восемь часов поспать никогда не удавалось. Кормили очень плохо – столовая тоже была в землянке. Хлеба давали 700 граммов на день. Дадут его с утра - к обеду уже ничего нет. Сахар давали по 30 граммов и сразу на 10 дней. Конечно, его за два дня съешь и все. Помню, стол у нас был из молодых бойцов, с нами сидел орудийный мастер, пожилой сержант Хромоножкин. Он был «разводящий» – разливал всем. Нам суп нальет пожиже, гущу оставит себе, так же и со «вторым». Спас командир, который пресек эту практику и поставил на розлив другого солдата.

Большинство, конечно, были молодые солдаты. Ставили нас в каждый расчет по три-четыре человека. Людей не хватало, поэтому командование решило, что женщины вполне могут заменить некоторые мужские специальности. Так и появились у нас в батарее девушки-студентки. Иногда они составляли до половины численности личного состава -  работали прибористами, разведчицами, связистами, пулеметчицами на «Максиме».

Сложно было, конечно. Но я благодарен нашему командиру орудий за то, что сохранил нас всех, передал опыт и знания, научил всему, что знал сам.

Был у нас заместитель командира орудия, неграмотный. И нужно было ему вступить в партию. Вот он зовет меня в нишу, ставит туда аккумулятор и просит меня читать Устав коммунистической партии. А я 9 классов успел закончить. Я ему этот устав четыре раза прочитал от корки до корки. Он и говорит: «Если бы я так умел читать…» Мы с ним встретились потом, он так и остался ефрейтором, а я уже к тому времени стал сержантом. Я так и знал, говорит, что ты далеко пойдешь. В Баку мы и закончили войну.

День Победы… Его не забудешь никогда. Если бы вы только знали, как его все ждали. Когда услышали, что войне конец, прямо в землянке начались танцы. Очень тяжело далась нам эта Победа.

Как закончилась война, меня сразу направили в школу сержантов, а оттуда тех, кто был пограмотнее, забрали служить на радиолокационную станцию. Нашего оборудования для них еще не выпускали, поэтому нужно было работать на американском и канадском оборудовании. Оттуда я и поступил в училище. После войны демобилизовались все те, кто до этого занимался гражданскими профессиями, поэтому в зенитной артиллерии не оказалось даже командиров взводов. И вот нас, у кого было 9 классов образования, направили в Житомирское училище зенитной артиллерии. Это были двухгодичные курсы, но поскольку мы материальную часть знали, устав знали, нас учили только тактике и боевой подготовке. Сократили нам срок до полутора лет, выпустили лейтенантами. Приехал я в подмосковную Баковку, а там - только один командир батареи, командиров взводов вообще не было никого. Такое вот положение. Потом стали понемногу принимать из запаса.

Женился я в 1952 году, мне тогда было 26 лет. Приехал в марте домой в отпуск, а Мария Михайловна работала учителем в соседнем селе, преподавала математику. Ей всего 22 года тогда было – не смогла она отказать в ухаживаниях молодому офицеру. Но, поженившись, мне пришлось уехать к месту службы одному – в РОНО жене поставили условие доработать учебный год.

В Очакове нам дали комнатку, и в этот же год отправили для прохождения службы в Германию. А семьи еще целый год брать не разрешили. И только через год, уже с маленькой дочерью моя жена приехала в Марбург. Там мы и жили, причем, жили очень неплохо по сравнению с остальными. Германия помогла одеться, обуться. К зарплате дополнительно выдавали еще 600 марок. Когда я оттуда уезжал, привез два чемодана подарков – шубу, золотые часы и много чего еще.

В Германии родился наш сын, стало тяжело – все-таки двое детей, захотелось домой. Но сначала в переводе мне отказали, пришлось написать рапорт на имя комдива. Он меня вызвал, стал выяснять причину. К тому времени мне уже пришла замена из Ужгорода, но хотелось служить в округе, во Львове. Тогда решил написать рапорт на увольнение из армии. Прихожу к начальнику отдела кадров, он говорит – не надо докладывать, рязанский косопузый. Я спрашиваю, почему косопузый? Оказывается, на  Рязанщине испокон веков занимались плотницким делом, вешая топор за пояс, отчего отличительной чертой у жителей Рязанской области стало «пузо набок». Так вот, оказалось, что этот начальник отдела кадров сам рязанский. Стал предлагать мне поехать в Ужгород, уговаривал, что это хорошее, практически курортное место. Но я уперся, тогда он велел оформлять меня на увольнение. Пока ждал приказа о моем увольнении, поехал в Москву.

И вот, нам уезжать, а билетов нет. А я, чтоб завязать отношения, привез начальнику железнодорожной станции электрическую битву. Тогда он дал мне два билета. Поезд прибыл поздно вечером, а дверь в наш вагон почему-то  не открывается. Ну, между вагонами были перемычки, так я посадил туда семью, а сам поехал на подножке. Вот так и ехали 60 километров. На станции опять стучу – никто не открывает. Потом уже с работниками станции открыли вагон, оказалось, что проводница была пьяная. Я был очень зол, даже вызвал начальника поезда. С поезда эту проводницу, в итоге, сняли, а нам выделили  целое купе. Хотел было по приезду в Москву написать жалобу, но потом остыл.

Встретил в Москве офицера, который отправлял меня в Германию, попросился работать в военкомат Рязани. Но так и не случилось - устроился в райком партии. А потом наш район расформировали, и я стал секретарем парторганизации в большом колхозе. Однажды военком пригласил меня выступить перед призывниками и говорит – есть хорошее место, членов партии мы направляем на работу в Управление внутренних дел, там  партийну работу  зачтут в стаж. Я подготовил документы и приехал в мордовский поселок Явас. И пока мои делегаты были на партийной конференции, я уже написал заявление о приеме на работу в исправительную колонию. Вот так я попал в уголовно-исполнительную систему.

Сначала стал начальником отряда, через год - заместителем начальника колонии. Колония была строго режима, для военных преступников. Это были каратели, советские граждане, предавшие Родину во время войны и осужденные по 58-ой статье. Но вы знаете, с ними работать было легче, чем с «бытовиками». Потому что они соблюдали дисциплину, порядок, к тому времени отбыли в колонии уже больше 20 лет. Они полностью признали свою вину и все делали для того, чтобы ее искупить. Когда я приехал, оставались только те, у кого была «кровь на руках», кого приговорили сначала к высшей мере, но потом заменили наказание на лишение свободы сроком 25 лет. С солдатами порой приходилось намного сложнее. С судимостью ведь призывать не положено было, но на деле попадались и такие, кто вел себя по отношению к осужденным развязно, неподобающим образом. Таких приходилось воспитывать, а порой и увольнять. А, в общем – обыкновенная служба.

Довелось послужить и начальником колонии. Называлась она ЖХ-385 и содержались в ней осужденные женщины, больше тысячи человек. Дом ребенка был в колонии, большое швейное производство. Я сначала не хотел идти в женскую колонию, но начальник управления сказал – надо. Заместителями у меня были женщины, и начальники отрядов - тоже девушки. Двенадцать лет прослужил начальником колонии, с этой должности и ушел на пенсию. Что интересно - Щёлоков хотел в Мордовии сделать большой центр отбывания наказаний, чтобы в других областях колоний не было. Гараж на 60 мест построил и бункер, но так эта идея и осталась нереализованной.

После службы предложили мне жилье в Иванове, но мне туда не захотелось, а затем предложили Смоленск. Здесь у меня был знакомый, он рассказал, что для сотрудников строится дом. «Растет как на дрожжах», - говорит. – «А Смоленск хороший город, соглашайся». И я согласился.

В 1980 году дали трехкомнатную квартиру на первом этаже. Нам потом за нее дали две двухкомнатных квартиры. Одну отдали внучке, а во второй стали жить сами.

В Смоленске устроился инженером на электроламповый завод. Пока доедешь, все пуговицы в трамвае оторвут – такая толчея. Потом стал начальником отдела кадров в физинституте, а потом работал в ДОСААФе.

Я вот хожу пока, хоть и с палочкой. Станет потеплее, обязательно будем с супругой гулять по улице. Супруга моя Мария Михайловна никогда не отказывалась за мной ездить, хотя и очень трудно ей порой приходилось. Спасибо ей. Тяжелая это доля - быть женой офицера. 

Дата последнего обновления: 21.04.2016 15:07

архив новостей

« Март
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
26 27 28 29 1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31
2024 2023 2022  
ИНТЕРНЕТ-ПРИЕМНАЯ Напишите нам электронное письмо

Телефон доверия